Александр Невзоров: «Я больше не подсаживаюсь в поезда, идущие в пропасть».

–Я не интересуюсь политикой – я ведь наёмник. У хорошего танка башня крутится во все стороны. Он может стрелять сегодня туда, а завтра сюда. Это вопрос цены – и, скажем так, личной заинтересованности, — признаётся публицист Александр Невзоров. – На сегодняшние события смотрю как естествоиспытатель: ничего похожего я ещё не наблюдал.

– Вы не жалуете большое начальство. Кто из политиков «наверху» вам меньше противен?

– А политиков на самом деле нет. Есть антисанитарные, достаточно омерзительные черносотенцы, которые руководят сегодняшней идеологией и её олицетворяют. И есть либеральная часть как бы политики — которые на самом деле ничуть не лучше черносотенцев, они абсолютно такие же.

– Это те самые «башни», что дерутся за управление ситуацией??

– Ситуация достаточно хороша, чтобы ей не надо было управлять. Это настолько удобно! Публике объясняют, что она думает, из телевизора. Был поставлен очень ценный эксперимент по способности поглощения аудиторией любой дезинформации, любой ахинеи. И выяснилось, что чем ахинеистее будет ахинея – тем сильнее будет потребность в следующей дозе ахинеи, и тем более высокие рейтинги эта ахинея будет приносить. Как выяснилось, наибольший рейтинг имеют новости абсолютно примитивные, напичканные простым, незамысловатым и очень понятным враньём. Вот тогда они и получили свои 80% — и рейтинга главного, и рейтингов в общем. И это всем очень нравится.

Только я ведь очень далёк от этого, я ведь ничего не смотрю. У меня нет такого предмета, как телевизор.

– А там ведущий с ведром дерьма ходит по телестудии. Кстати, там ведь служат относительно новые лица. Ветеранов не зовут?

– Когда вся эта история начиналась украинско-крымская, старых всяких волков телевизионных собрали, и им стали объяснять, что вот, ребята… Не вдаваясь особо в подробности – что здесь вот надо было бы поработать. При этом как бы обещалось всё. Кто-то купился.

Это такая баллада о непроданной совести – непроданной, потому что за неё очень мало предлагали. Явно недостаточно некоторым. Но вот я как-то учуял в этой ситуации ту степень ответственности, которая меня не устраивала. И вообще я для себя решил, что не буду подсаживаться в поезда, которые на такой скорости идут в пропасть.

– Эва как — «пропасть». А рейтинг президента тогда как взлетел! До сих пор толком упасть нет может.

– Это ни о чём абсолютно не говорит. Потому что у Каддафи был такой же рейтинг – а потом все¸ кто этот рейтинг обеспечивал, радостно делали селфи на фоне известного холодильника в Миссурате.

– И пресловутые «87 %», если…

– Ага. Абсолютно.

– А президент это понимает?

– Не знаю. Но это фигура, безусловно, поражающая своей одинокостью. Возможно, трагическая в своём ближайшем будущем. Мы знаем: очень многие большие судьбы заканчивались… Они на то и большие – чтобы закончиться самым трагическим образом.

– А почему на экране, когда нам показывают партсобрание «Единой России» или Думу…

– Такие мерзкие рожи?

– Мало того – ещё и угрюмые. Вот-вот хором запоют про «суровые годы».

– Да они и за границей такие. Посмотрите – они там посреди любого магазина стоят, как будто бы обыском руководят. Это же типичный партийный стиль людей, которые абсолютно понимают и интеллектуальную свою неполноценность, и личностную ничтожность. Единственное, что они могут себе позволить – эта вот нахмуренность и «вброшенность» в драму Родины. Вот они свою простенькую роль понимают так¸ и они её честно играют.

– Вас можно назвать ветераном информационных войн? Ну генералом-то точно.

– Я в отставке. Я как бы эти звёздочки счистил с себя. Если вообще можно быть в отставке. Я просто рассматриваю это всё. Я не имею к этому касательства. Мне нравится ситуация с попами, ситуация с тупой «Единой Россией». Я имею возможность поизучать исторические процессы на очень близком расстоянии. Я, конечно, изучал довольно много всяких ГКЧП, заговоров, мятежей, переворотов и прочего. Но в моём наборе лабораторных образцов такого, как сегодня, в общем, не было.

– А вы не вспоминаете с ностальгией те несколько лет, когда в России было некое подобие реальной политики и реальных политиков, и…

– …свобода? Конечно, вспоминаю.

– Вам Собчака не жалко? Сильно ему от вас доставалось.

– Мне никого не жалко. Но я могу оценить его рыцарственность, могу оценить его одиозность (потому что для меня слово «одиозность» не имеет негативного оттенка). Я понимаю, что он был всё равно кривым, корявым, сложным, нелепым – но символом свободы. Это ужасно, что свобода в России так персонифицируется – можете от этого плакать и рвать на себе волосы. Тем не менее, это так. И, конечно, сожаление о свободе есть.

– Если история повторяется – мы нынче в каком году?

– Я думаю, что сейчас где-нибудь 55-й. Извините за прямоту. Но, когда история переходит на второй круг, она всегда движется гораздо быстрее. Поэтому мы сейчас просматриваем всё тоже самое — но в ускоренном варианте, в режиме комикса. Пусть это 3D-шный мультфильм, от которого тоже пахнет дерьмом, кровью, лагерями, насилием – хотя это, скорее всего, не грозит России. То есть мы увидим всё то же самое, что мог увидеть житель СССР, начиная с 54-го – 55-го года, но в существенно ускоренном варианте.

– А народ будет безмолвствовать?

– А кто его спрашивает и кому интересно вообще его мнение? Он никогда ничего не решал и решать не будет. Всегда все изменения в России – это войны между радикальными мелкими группировками. Народ даже не понимает – его причесали или оскальпировали. Он вспоминает только, что его водили в парикмахерскую.

…Я вот когда сижу, беседую с какими-нибудь своими кремлёвскими товарищами, очень интересные бывают разговоры. Они мне там чего-то про великую Россию, рвут тельняшки. А я спрашиваю: ты тушёнку ешь? Он говорит: а при чём здесь тушёнка? Слушай, говорю: мы с тобой друзья 25 лет. Ты впутался в это говно – и когда я тебя буду прятать, мне ж тебя надо будет чем-то кормить? И вот тут градус разговора существенно понижается. Кто-то говорит: а я не буду прятаться! Будут.

Беседовал Аркадий ДУНАЕВ
фото канала «Теледом»